In this paper the author intends to m ake a survey of the research and translation of Homer and the Homerids in Japan since the Restoration of Meiji the Great, under the title of “The Study of Homer in Japan”. This time he is not ambitious enough to sound the depth，length and width of Homer’s influence upon Japanese mind and literature.

　Roughly speaking, the history of the study of Homer in Japan consists of three generations. In the first generation, three translators, Tatsusaburo Uchimura, Nonohito Saito and Bansui Tsuchii (or Doi) are conspicuous. None of them majored in Greek in their college days. Their zeal, however, for Greek culture as an origin of European culture, which Japanese intellectuals admired deeply in those days, led them to conquer the most difficult language in Europe. Tatsusaburo Uchimura, brother to Kanzo Uchimura, one of the outstanding Protestant evangelists in Japan, attem pted a verse translation of the Iliad for the first time and published Books I to IV of the epic in 1904 under the title of Toroi no Uta (Song o f Troy). Nonohito Saito, brother to Chogyu Takayama, philosopher and writer, was the first man to attem pt the translation of the Odyssey, but could not finish it, dying an untimely death of tuberculosis. The first lines were printed posthumously in 1913. The first complete Iliad was published in 1940 by Bansui who was himself one of the representative poets in the Meiji Age. His complete Odyssey was published in 1943, though it was not the first one. Both were translated in verse.

　—< View PDF for the rest of the abstract. >—

　In “The Last Phrase ”(“ Saigo no Ikku”)by Ōgai Mori (1862 -1922), the meaning of the devotion of ‘Ichi’ (‘い ち’), a heroine, seems to be reasonably interpreted through some thought expressed in the “Wisdom and Destiny” (“ La Sagesse et la Destinée”) by Maurice Maeterlinck (1862 -1949). In this work , the Belgian author says,“Reason bars the gate to the malevolent destiny; but wisdom, away on the horizon, throws open another gate to propitious destiny. Reason defends and withdraws; forbids, rejects, and destroys. Wisdom advances, attacks, and adds; increases, creates, and commands.”

　From this point of view, the construction and the theme of “The Last Phrase” will become clear and this work seems to be interpreted as the story of conquering destinies.

　Le présent article a pour but de donner un aperçu global sur l’histoire et particulièrement sur l ’état actuel des études japonaises en France.

　C ’est d ’abord au début du XX^e siècle qu ’a commencé la japonologie en France grâce aux efforts des pionniers, saisis d’admiration, qui se sont donnés avec ardeur aux études japonaises (Noël PÉRI, etc.).

　Ensuite, ce qui mérite d ’être remarqué en ce qui concerne le développement de la japonologie française entre les deux guerres, ce fut la création de la Maison franco-japonaise de Tokyo (1924). Les pensionnaires français qui y sont venus étudier, pouvaient certainement contribuer au développement de la japonologie en France. Parmi eux, il faut surtout mentionner le premier grand japonologue Charles HAGUENAUER qui a laissé beaucoup d’ouvrages concernant la langue et la civilisation japonaises, qui devaient tous ensemble faire atteindre la japonologie française au niveau plus scientifique. Sous la situation difficile après la deuxième guerre mondiale, ses élèves (R. SIEFFERT, B. FRANK, etc.) ont joué, avec leur maître, un rôle très important dans le développement et dans l’organisation des études japonaises en France.

　Avec la réorganisation universitaire (INLCO, Univ. Paris VII) depuis 1968，la japonologie française d’aujourd’hui envisage un nouveau stade. Ceux qui étudient avec zèle le Japon ainsi que le japonais ne cessent de s’augmenter，et il faut noter，entre autres, les activités de R. SIEFFERT et de B. Frank, aussi bien que celles des jeunes japonologues qui se consacrent aux études spécialisées de la langue et la civilisation japonaises (J.-J. ORIGAS, J. PIGEOT, H.O. ROTERMUND, etc.). Leurs recherches assidues ne manqueraient pas d ’approfondir et élargir divers domaines des études japonaises et de nous apporter de nouveaux points de vue à notre propre pays.

Японоведение в СССР имеет давние традиции . Уже прошло сто с лишним лет с тех пор , как была открыта кафедра японского языка в Петербургском университете , и до революции появились будущие выдающиеся основоположники японоведения в СССР , например, Конрад, Невский, Розенберг, Елисеев .

　В этой статье рассматриваются , во-первых , как развивалось японоведение в СССР, во-вторых, состояние современного японове­дения в СССР, в-третьих, особенности советского японоведения.

　Историк Подпалова считает, что в развитии японоведения в СССР наблюдается пять этапов; первый этап/1917 - 30 гг./ - поиски новых форм организации науки , второй этап/ 1930 -41 гг./ - перестройка работы Академии наук СССР, третий этап /1941-45 гг./ - период великой отечественной войны , четвёртый этап /1945 - 55 гг./ - восста­ новление японоведения после войны , пятый этап/1956- 75 гг./ - современное состояние советского японоведения.

После войны в самой Японии наступил подъём науки ,и в советские библиотеки стала поступать обширная японская литература и послевоенные исследования японских ученых и американских японоведов . Перед советскими японоведами встала новая важнейшая задача — изучать и освещать послевоенную Японию. Начиная с середины 50 годов, Москва становится центром востоковедения . К тому же поло­ жительное влияние на развитие советского японоведения оказало подписание 19 октября 1956 г. в Москве Совместной декларации СССР и Японии о прекращении состояния войны и восстановлении дипломатических и консульских отношений .

　Последние годы современного этапа характеризуются наиболее интенсивными исследованиями японоведов в СССР. Число учёныхяпоноведов сильно возросло. Исследования стали проводиться более специализированно и многогранно.

　Японоведение в СССР стало приобретать всё более систематический, а не частный характер, что возможно объясняться подготовкой японоведов в СССР государственными учебными заведениями. Кроме того, японоведение в СССР является составной частью востоковедения, как единой науки .

　Except for a few notable and courageous scholars Schiller’s effect on Coleridge has not been investigated. Recently some critics have brought up the matter and tried to connect Coleridge with Schiller. However these are mostly fragmentary or incomplete efforts. In this paper the author has tried to fill in some of the gaps.

　The term “Einbildungskraft”, which Schiller borrowed from Kant, is the constructive power in art. It is considered to be ‘imagination’in the Coleridgean sense. The paper discusses here the character and meaning of both terms, and refers to the distinction between Einbildungskraft and Phantasie, or imagination and fancy. Here we have the great problem of reason and understanding. Both poets considered that Einbildungskraft, imagination or creative power, belongs to reason, and Phantasie, fancy or associative power, to understanding.

　The balance and tension between nature and thought is the other important theme of both poets. Their ideas are fundamentally similar. The symbol and symbolized in Schiller are closely connected to Coleridge’s ‘natura naturata’ and ‘natura naturans ’. They are both utilizing what we call the ‘polar theory’，which they inherited from ancient thought. The passive and active powers in nature and man come together when the action of the imagination results in great works of art.

　From these observations, the author concludes that Schiller directly influenced Coleridge’s thought ，especially as regards the idea of imagination.